Жизнь ленинградцев во время блокады. Хлебная карточка Название печи в блокадном ленинграде

В Музее блокады Ленинграда среди множества экспонатов едва ли не самый большой интерес у посетителей обычно вызывает небольшой продолговатый листок тонкой бумаги с отрезными квадратиками. В каждом из квадратиков - несколько цифр и одно слово: "хлеб". Это блокадная хлебная карточка.

Ленинградцы начали получать такие карточки с 18 июля 1941 года. Июльскую норму можно назвать щадящей. Рабочим, например, полагалось по 800 граммов хлеба. Но уже к началу сентября ежемесячные нормы стали урезать. Всего понижений было 5. Последнее случилось в декабре 41-го, когда максимальная норма составила 200 граммов для рабочих и 125 для всех остальных. Запасы продовольствия к тому времени практически подошли к концу. Что-то доставлялось с Большой земли самолетами. Но много ли в них вместишь? Три дня в декабре в городе вообще не было ни воды, ни хлеба. Замерз основной водопровод. Хлебозаводы встали. Ведрами таскали воду из прорубленных в Неве лунок. Но много ли ведрами натаскаешь?

Только с наступлением морозов, крепких, под "минус 40", когда по льду Ладожского озера была проложена автомобильная трасса - легендарная "Дорога жизни", - стало чуть легче, и с конца января 42-го пайки начали понемногу увеличивать.

Блокадный хлеб… Муки в котором было ненамного больше, чем жмыха, целлюлозы, соды, отрубей. Форму для выпечки которого смазывали за неимением другого соляровым маслом. Есть который можно было, как говорят сами блокадники, "только запивая водой и с молитвой". Но и сейчас нет для них ничего дороже него.

Ленинградке Зинаиде Павловне Овчаренко, в девичестве Кузнецовой, 86 лет. Застать ее дома я смогла только с третьей попытки. Каждый день у нее если не гости, так важная встреча, поход в музей, кино. А начинает она день всегда - дождь ли, мороз, солнце - с продолжительной, не менее 5 кругов, прогулки по дорожке близлежащего стадиона.

Когда стали создаваться школьные сельхозотряды, Зина записалась в один из них и регулярно перевыполняя дневной план. Фото: Из архива

"В движении - жизнь" - улыбается Зинаида Павловна, объясняя мне свою неусидчивость. Движение и умеренность в питании. Этому научилась в блокаду. Потому, уверена, и выжила тогда.

До войны наша большая семья, 7 человек, жила в Автово, - начинает она свой рассказ. - Тогда была рабочая окраина, с небольшими домами и огородами. Когда фронт стал приближаться к Ленинграду, в Автово хлынули беженцы из пригородов. Селились кто где мог, зачастую прямо на улице в самодельных палатках, тепло ведь было. Все думали, что война быстро закончится победой Красной Армии. Но к концу июля стало понятно, что она затягивается. Как раз тогда начали выдавать хлебные карточки. К тому времени три мои старших брата ушли добровольцами на фронт. Папа работал в порту, был на казарменном положении. Карточки получали мы с мамой.

Помните, как получили их в первый раз?

Зинаида Овчаренко: Это не запомнилось. Я, 13-летняя, считалась иждивенкой. Получала поначалу 400-граммовый кусочек хлеба, а с сентября норма сократилась до 300 граммов. Правда, у нас были небольшие запасы муки и других продуктов. Спасибо огороду в Автово!

Так и прожили там всю блокаду?

Зинаида Овчаренко: Нет, что вы, туда вскоре вплотную подошел фронт. Нас переселили на Васильевский остров. Первой блокадной зимой я однажды попыталась добраться до нашего дома. Я все время старалась ходить. Иначе наверняка бы погибла - не от голода, так от холода. В блокаду, считаю, как раз те в первую очередь и выжили, кто постоянно двигался, занимался каким-то делом. Каждый раз придумывала себе маршрут. То на рынок сходить, поменять кое-какие вещи на дуранду, олифу или жмых. То в разрушенный дом, вдруг там осталось что-нибудь съестное? А то шла рыть землю в поисках каких-нибудь растений.

Сейчас многие уже и не знают, что такое дуранда (остатки семян масличных растений после выжимания из них масла, считались хорошим кормом для скота). Вы помните ее вкус?

Зинаида Овчаренко: Вкус был специфический, непривычный. Я сосала ее, как конфетку, тем притупляя голод. Как-то отправилась к нашему дому. Мне все казалось, что там войны нет, а есть все мои близкие. Взяла вещмешок, маленькую лопатку и пошла. Надо было идти через заставы. Дом стоял у насыпи. Пропуска я не имела и потому, дождавшись, когда часовой повернет в противоположную от меня сторону, стала карабкаться на насыпь. Но он заметил меня, закричал "Стой!", я скатилась вниз и спряталась в пустом доме у Кировского рынка. В одной квартире нашла на буфете тарелочки с засохшим растительным маслом. Полизала их - горькие.

Зинаиде Павловне сегодня 86, и каждый день она начинает с продолжительной, не менее 5 кругов, прогулки по дорожке ближайшего стадиона. Фото: Из архива

Потом пошла по сугробам в поле за домами. Искала там то место, где должны были быть, как я помнила, капустные листы и кочерыжки. Копала снег долго, попала под обстрел. Не давала покоя мысль: если меня убьют, то мама умрет с голода. Нашла в итоге несколько промерзших кочерыжек и 2-3 капустных листа. Очень этому обрадовалась. Домой, на Васильевский, вернулась только к ночи. Растопила плиту, вымыла немного свою добычу, накидала в кастрюлю снега и сварила щи.

Получив хлеб, удавалось оставить от пайки немножко "про запас"?

Зинаида Овчаренко: "Про запас" оставлять было просто нечего. Ведь другие продукты тоже выдавались по карточкам и с каждым разом все меньше. Чаще их заменяли тем, что трудно назвать едой. Иногда я ходила через Тучков мост в булочную на Петроградской стороне, где на карточки давали круглый хлеб. Он считался более выгодным, так как имел больше горбушек.

Чем же горбушка выгодна?

Зинаида Овчаренко: Тем, что хлеба в ней чуть больше. Так всем казалось. Подсушишь ее на плите и ешь потом не сразу, а по чуть-чуть, смакуя.

К зиме 42-го мы переселились к маминой маме Анне Никитичне на улицу Калинина, это недалеко от нынешней станции метро "Нарвская". У бабушки был деревянный дом с настоящей печкой, не буржуйкой, та дольше сохраняла тепло. Я стала ходить в булочную у Обводного канала. Там хлеб можно было получить на три дня вперед.

Щипали его, наверное, возвращаясь домой?

Зинаида Овчаренко: Случалось такое. Но я всегда вовремя останавливала себя, ведь меня ждали дома мои близкие. Бабушка умерла в феврале 42-го. Меня в тот момент дома не было. Когда вернулась, узнала, что ее тело увезла наша дворничиха. Она же забрала бабушкин паспорт и ее карточки. Мы с мамой так и не узнали, где бабушку похоронили, дворничиха у нас больше не появлялась. Потом слышала, что и она умерла.

Много было случаев воровства хлебных карточек у ленинградцев?

Зинаида Овчаренко: Не знаю, много ли, но были. У моей школьной подружки Жанны как-то вырвали из рук только что полученные ею две пайки - на себя и брата. Настолько быстро все произошло, что она ничего не успела предпринять, в шоке осела на пол прямо у выхода из магазина. Люди, стоявшие в очереди, увидели это, и стали отламывать по кусочку от своих порций и передавать ей. Жанна в блокаду выжила. Может, благодаря в том числе этой помощи совсем незнакомых ей людей.

Со мной был другой случай. Стояла с ночи у магазина. Хлеба ведь на всех не хватало, вот и занимали очередь еще затемно. Когда поутру его начали выдавать и я уже была недалеко от прилавка, какая-то женщина стала выдавливать меня из очереди. Она была крупной, а я - и ростом мала, и весом. Спрашиваю: что вы делаете? Она в ответ: "А ты тут не стояла", и начала ругаться. Но за меня вступилась какая-то старушка, потом и другие люди. Ту женщину пристыдили, она ушла.

Говорят, блокадный хлеб был без запаха и невкусный.

Зинаида Овчаренко: До сих пор помню этот маленький, толщиной не больше 3 см, черный липкий кусочек. С удивительным запахом, от которого не оторваться, и очень вкусный! Хотя, знаю, муки в нем было мало, в основном разные примеси. Мне и сегодня не забыть тот волнующий запах.

Поддерживало меня и моих ровесников школьное питание. Тоже по карточкам. На них значилось: "ШП". Наша школа на проспекте Стачек, 5, единственная на весь район, работавшая в блокаду. В классе стояли невысокие печурки. Дрова нам привозили, и мы еще с собой приносили, кто сколько может. Затопим - и греемся.

Хлебные карточки были именными. Получали их по паспорту. При утере обычно не возобновлялись. Фото: Из архива

К концу первой блокадной зимы мама Анастасия Семеновна от истощения уже не могла работать в сандружине. В это время недалеко от нашего дома открыли кабинет усиленного питания для дистрофиков. Я свела туда маму. Кое-как подошли с ней к крыльцу здания, а подняться не можем. Сидим, мерзнем, мимо идут люди, такие же истощенные, как и мы. Подумала, помню, что из-за меня мама может погибнуть, сидя у этого несчастного крыльца. Эта мысль помогла мне подняться, дойти до лечебного кабинета. Врач посмотрела на маму, попросила взвеситься, ее вес был 31,5 кг, и сразу выписала направление в столовую. Потом спрашивает у нее: "А это кто с вами?" Мама отвечает: дочь. Врач удивилась: "Сколько же ей лет?" - "14". Оказывается, доктор приняла меня за старушку.

Прикрепили нас к столовой. До нее от дома метров 250. Доползем, позавтракаем и сидим потом в коридоре в ожидании обеда. Ходить туда-обратно сил не было. Давали обычно гороховый суп, шпроты, в которых была не рыба, а нечто вроде соевых опилок, мелких, как пшено, иногда кусочек масла.

Весной стало немного легче. Появилась трава, из которой можно было сварить "щи". Многие ловили в городских водоемах колюшку (ударение на букву "ю") - крошечную колючую рыбку. До войны она считалась сорной. А в блокаду воспринималась как деликатес. Ловила ее детским сачком. К весне нормы хлеба немного выросли, до 300 грамм для иждивенца. По сравнению с декабрьскими 125 граммами - богатство!

Рассказывая о блокаде, Зинаида Павловна лишь кратко обмолвилась о том, как тушила на крышах многоэтажек зажигательные бомбы, записавшись в противопожарную дружину. Как ездила копать окопы к линии фронта. А когда стали создаваться школьные сельхоз­отряды, участвовала в их работе, регулярно перевыполняя дневной план. Говорю ей: можно чуть подробнее об этом, уставали, наверное, сильно? Смущается: "Да не я же одна такая была!" Но самую дорогую для себя награду мне показала - медаль "За оборону Ленинграда". Получила ее в 43-м, в неполные 15 лет.

Из большой семьи Кузнецовых в живых после той войны остались трое: сама Зинаида Павловна, ее мама и старшая сестра Антонина, которую Великая Отечественная застала в санатории на Волге. Три брата пали смертью храбрых на Ленинградском фронте. Отец Павел Егорович, почти весь свой рабочий паек старавшийся передавать жене и дочери, умер от голода в январе 42-го.

Хлебные карточки были именными. Получали их ленинградцы раз в месяц по предъявлении паспорта. При утере они обычно не возобновлялись. В том числе из-за того, что в первые месяцы блокады было огромное число краж этих карточек, а также мнимых потерь. Буханка стоила 1 руб. 70 копеек. Купить хлеб за большие деньги (или выменять на вещи) можно было на несанкционированных рынках, но власть их запрещала, разгоняя торговцев.

Состав блокадного хлеба: пищевая целлюлоза - 10%, жмых -10%, обойная пыль - 2%, выбойки из мешков - 2%, хвоя - 1%, ржаная обойная мука - 75%. Использовалась также коревая мука (от слова корка). Когда в Ладоге тонули машины, везшие муку в город, специальные бригады ночью, в затишье между обстрелами, крючьями на веревках поднимали мешки из воды. В середине такого мешка какое-то количество муки оставалось сухим, а внешняя промокшая часть при высыхании схватывалась, превращаясь в твердую корку. Эти корки разбивали на куски, затем измельчали и перемалывали. Коревая мука давала возможность сократить количество других малосъедобных добавок в хлебе.

В блокадном Ленинграде работали шесть хлебозаводов. Производство не останавливалось ни на один день. Долгое время технологию изготовления хлеба скрывали, на документах пекарей стоял гриф "для служебного пользования" и даже "секретно". Основу хлеба тогда составляла ржаная мука, к которой примешивались целлюлоза, жмых, мучная пыль. Тогда каждый завод пёк хлеб по своему рецепту, добавляя в него разные примеси.

Осень 41-го и зима 42-го - самое тяжёлое время. В ноябре 1942 года от голода, от элементарной дистрофии уже погибали тысячи и тысячи людей. 19-го ноября Военный совет Ленинградского фронта принял постановление - "О снижении норм хлеба". Вот его начало:

"Во избежание перебоев в обеспечении хлебом войск фронта и населения Ленинграда установить с 20-го ноября 1941 года следующие нормы отпуска хлеба:

рабочим и ИТР 250 г.

служащим, иждевенцам и детям - 125г;

частям первой линии и боевым кораблям 500 г;

лётно-техническому составу ВВС 500г;

всем остальным воинским частям 300 г; Больше месяца прожили ленинградцы на таком пайке.

Существует несколько рецептов блокадного хлеба, они известны, и порой заменители муки достигают в них до 40%. Вот некоторые из них:

Мука ржаная дефектная 45%, жмых 10%, соевая мука 5%, отруби 10%, целлюлоза 15%, обойная пыль 5%, солод 10%. Добавляли в тесто различные ингредиенты органического происхождения, например опилок из древесины. Иногда из этого сильно страдало качество выпускаемой продукции. Ведь доля опилок составляла более чем 70%.

Кроме того, в начале блокады в хлеб добавляли большое количество воды, в итоге получаемый хлеб представлял из себя жидкую слизистую массу....(фу, это уже от себя добавляю).

Так родились "сто двадцать пять блокадных грамм с огнём и кровью пополам", которые вошли как символ нечеловеческих испытаний в память и сознание миллионов людей, стали основой для споров, версий и легенд. Кусочек хлеба на протяжении многих блокадных дней оставался для человека единственным источником жизни и единственной надеждой.

Метки:

Идут машины с хлебом в Ленинград!

Когда над Ладогой мороз трещит крутой,
Поёт метель про снежные просторы,
То слышится в суровой песне той -
Гудят, гудят полуторок моторы.

Больше полувека прошло с того страшного времени. А память - жива… Даже не память людей, а память земли. Сейчас в окрестностях деревни Кобона, где начиналась Дорога Жизни, с первого взгляда ничего не напоминает о былом. Оживлённые посёлки, солнечная погода, по выходным с раннего утра снуют туда-сюда машины с грибниками. А в лесах-то в этих - не по себе, даже летом. Суровые вековые боры. Они же помнят. Всё помнят. Лес - тёмный. Деревья устремляются в небо. И небо - оно то же, что и много лет назад. Помнящее запах пороха, разрывающиеся снаряды. Окрашенное тогда в красный цвет.
Хорошо перекусить всей семьёй на берегу широкого Ладожского озера, сидя рядом с полными корзинами грибов и ягод. Почему-то в тёплый беззаботный день думается исключительно о красоте пейзажа. Но зимой я здесь появляться - не рискну. Слишком глубока и неизлечима рана зимней Ладоги.

Пуржит пурга, стервятники бомбят,
Дырявят лёд фашистские снаряды,
Но не замкнуть врагу кольцо блокады

Стоишь у памятника грузовику, что у поворота на Кобону, и смотришь вдаль. И как будто всё это видишь. Белая дорога, красный снег. Начинаешь осознавать, на какой земле ты отдыхаешь летом, где вообще находишься. На пропитанной насквозь кровью земле. Русской кровью. Это страшно. Может, не стоит тревожить эти места? Нет. Это память великого народа. А память должна быть жива.
Первым по ледовой дороге 20-го ноября 1941 года прошёл конно-санный поезд из трёхсот пятидесяти упряжек. Толщина льда увеличилась, и постепенно Ладожское озеро превратилось в огромную ледяную равнину, по которой один за другим, под обстрелом, шли грузовики. Каждый вёз полторы тонны груза, поэтому такие машины стали называть «полуторками». Машины нередко попадали в ледовые трещины, щели от снарядов и бомб. Водители пытались спасти бесценный груз. Бывало, в пути ломался мотор, и тогда шофёру приходилось заниматься ремонтом прямо на морозе, голыми руками. Пальцы примерзали к металлу, а отдирали их вместе с кожей. Опытные водители совершали по две-три поездки в день.
Никто не знает, сколько народу погибло под немецкими пулями и осталось на дне Ладоги навечно.

Сквозь сто смертей тогда полуторки неслись,
Сто раз на них обрушивалось небо,
Но слово «хлеб» равнялось слову «жизнь»,
А если жизнь, то значит и победа.

Для жителей Ленинграда зима сорок четвёртого едва ли не важнее весны сорок пятого. Для них было две Победы. Блокада была прорвана 18-го января 1943 года. В ходе семидневных боёв удалось освободить село Синявино и Шлиссельбург, что неподалёку от знаменитого Невского пятачка.
В левобережной части Ладожского моста расположен музей-диорама «Прорыв блокады Ленинграда». Полотно изображает белоснежный снег, испорченный следами орудий, заметённую гладь Невы. А прямо под ногами валяются остатки шпал, обугленные каски и стволы винтовок. Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились! Воссоздавать это помогали люди, участвовавшие в операции «Искра».
А самым счастливым для ленинградцев стал день 27-го января 1944 года - блокада была полностью снята. «Город Ленинград освобождён от вражеской блокады!» Вечером состоялся праздничный салют. 324 артиллерийских орудия на Марсовом поле, у Петропавловской крепости и на Стрелке Васильевского острова дали 24 залпа. В эту ночь никто не спал.

И верил город в гуле канонад,
Что вся страна живёт его тревогой.
И потому ледовою дорогой
Идут машины с хлебом в Ленинград,
Идут машины с хлебом в Ленинград.

До наших дней дошли тексты речей Гитлера. Он утверждал, что Ленинград неминуемо погибнет голодной смертью. На город с самолётов сбрасывали листовки, и они призывали сдаваться. Но ленинградцы не сдавались! Порой положение людей в осаждённом городе становилось таким отчаянным, что даже самым отважным защитникам начинало казаться, что вот-вот сбудется страшное пророчество: «Петербургу быть пусту!» Но ленинградцы не сдавались.
900 дней. 900 дней холода, голода и смерти.

Отполыхали в небе всполохи войны,
Где шли бои - поля лежат без края.
И зреет хлеб, и нет ему цены,
И катит волны Ладога седая.

Там красиво. Безумно красиво. Вроде бы ничего особенно - скажете, в каждой деревне такое, но нет. Кругом не просто сельский пейзаж - кругом жизнь, за которую велись столь ожесточённые бои шестьдесят с лишним лет назад. Радостные голоса, бескрайние поля, на которых созревают рожь и пшеница. И Ладога. Родная Ладога - такая живая, и волны лениво бьют о берег. Но о чём они хотят рассказать нам, эти вечные волны?..

Над нею годы мирные летят,
Пройдут века, но будут слышать люди,
Как сквозь пургу, мороз и гром орудий
Идут машины с хлебом в Ленинград,
Идут машины с хлебом в Ленинград.

В годы блокады Ленинград был не просто осажденным городом, жители которого пытались выжить вопреки голоду, холоду, бомбежкам и страданиям. Он превратился в целый обособленный мир с сильными и мужественными людьми, со своими порядками и, можно сказать, со своим языком. За 900 страшных дней и ночей в лексиконе ленинградцев появилось много слов, используемых для обозначения предметов блокадной жизни. сайт вспомнил определения блокадного словаря, забытого после освобождения Ленинграда.

Берклен

Из-за отсутствия табака в городе ленинградцы изготавливали его самостоятельно из подручных средств. Берклен - это курительная смесь из опавших березовых и кленовых листьев. Их просушивали, перемалывали и начиняли полученным порошком сигареты и папиросы.

Выковыренные

Выковыренными называли людей, вывезенных из блокадного Ленинграда в другие города. Такое название прижилось благодаря созвучности со словом «эвакуированные».

Граммики

Граммиками ленинградцы ласково называли свой ничтожный паек - 125 г хлеба в сутки на человека. Блокадный хлеб более чем на половину состоял из опилок, жмыха, целлюлозы и обойной пыли. Для большинства жителей осажденного Ленинграда этот хлеб был единственной пищей, и они съедали его, не теряя ни одной крошки.

Граммиками блокадники любя называли 125 г хлеба - свой ежедневный паек. Фото: АиФ/ Яна Хватова

Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская

Даже под непрекращающимися артобстрелами в условиях страшного голода ленинградцы не теряли чувства юмора, что и помогало им выживать. Так дистрофию - истощение, которым страдал каждой второй житель города - очеловечили и придумали ей полное имя: Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. В то время шроты, измельченные и обезжиренные семена растений, служащие для корма животным, считались настоящим деликатесом, а о тарелке щей с говяжьей вырезкой оставалось только мечтать.

Дуранда

В первый год блокады в ленинградских магазинах еще продавался жмых - спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Ее распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев.

Коридор смерти

В январе 1943 года жители блокадного Ленинграда всего за 17 дней проложили на левом берегу Невы 33 км железной дороги, соединявшей осажденный город со страной. Блокадники строили мост через Неву, пока фашисты обстреливали их с Синявинских высот. Из-за повышенной опасности работ сами ленинградцы назвали прокладываемую дорогу Коридором смерти. В результате по этой железной дороге в Ленинград доставлялось 75% всех грузов, а по Дороге жизни через Ладогу - лишь 25%. Один эшелон на железной дороге заменял полторы тысячи «полуторок». Однако к тому времени Дорога жизни была уже воспета, поэтому о Коридоре смерти с его страшным названием знали только ленинградцы.

Место строительства железной дороги в Ленинграде назвали Коридором смерти. Фото: АиФ/ Яна Хватова

Кровавый перекресток

Кровавым ленинградцы называли пересечение Невского проспекта и Садовой улицы. В годы блокады здесь располагалась трамвайная остановка, поэтому это место очень часто подвергалось вражеским обстрелам. В августе 1943 года на Кровавом перекрестке в результате фашистской бомбежки погибли одновременно 43 человека.

Крючки

Во время блокады истощенных детей-дистрофиков, находящихся на лечении в стационаре, называли крючками. Из-за сильной потери веса маленькие дети худели настолько, что походили на обтянутых кожей скелетов, а их позвоночники выдавались вперед, что и повлекло за собой подобное сравнение.

Пеленашки

Пеленашками ленинградцы называли обернутые в простыни трупы, перевозимые жителями блокадного Ленинграда на санках к месту захоронения. Эти простыни и тряпки заменяли умершим гробы.

Люди самостоятельно, без гробов хоронили "пеленашек". Фото: АиФ/ Яна Хватова

Повалиха

Первое время в блокаду ленинградцы варили кашу из отрубей. Такая еда была совершенно безвкусной, некалорийной. Кашу называли «повалихой» - считалось, что после употребления ее в пищу человека сразу же клонило в сон.

Сладкая земля

В первые дни блокады Ленинграда немцы сбросили снаряд на продовольственные Бадаевские склады, где хранилось 3 тысячи тонн муки и 2,5 тысячи тонн сахара. В результате бомбежки склады полностью сгорели со всеми запасами. Истощенные ленинградцы ели землю, пропитанную расплавленным сахаром, и продавали «сладкую землю» за большие деньги.

Хрусталь

Понятие «хрусталь» появилось в первую суровую блокадную зиму и не имело никакого отношения к благородному виду стекла или сервизу. Этим словом называли промерзшие и окоченевшие трупы, которые лежали на улицах блокадного Ленинграда.

Хрусталем называли промерзшие на улицах трупы. Фото Д. Трахтенберга. Фото: Архивное фото

Чертов мост

Литейный мост всегда пользовался в городе на Неве дурной славой: при его возведении погибли десятки, а потом он стал местом притяжения самоубийц со всего города. Когда фашисты начали беспрерывно обстреливать Литейный мост из-за его близости к Дороге жизни, жители блокадного Ленинграда окончательно поверили в то, что мост проклят, и стали называть его Чертовым.

Хряпа

В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли - выходили лишь отдельные зеленые листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую - ели с постным маслом.

На площади перед Исаакиевским собором выращивали капусту - хряпу. Фото: АиФ/ Яна Хватова

Долина смерти

Долиной смерти ленинградцы называли площадь Ленина и Финляндский вокзал. Именно отсюда начиналась знаменитая Дорога жизни, по которой в осажденный Ленинград доставлялось продовольствие и все необходимое для жизнеобеспечения города. Немцам было известно об этом, и они бомбили Финляндский вокзал практически круглосуточно.

Почему печи-буржуйки получили такое название?

Елена, не мудрствуя лукаво, я отошлю Вас сюда;))) http://articles.stroybm.ru/obzor/2005120... Музей XX века

Судя по названию, печка-буржуйка -- прямое следствие революции. Она появилась, когда все вдруг стали мочиться мимо унитаза, и наступила разруха. И вместо того, чтобы дрова собирать и центральное отопление восстанавливать, изобрели вот это. Почему, собственно, печка получила такое название? Потому что много «ела» и мало давала. Но, несмотря на свою прожорливость, печка-буржуйка, по-моему, все равно остается одним из лучших изобретений человечества. Она очень удобна в силу своей компактности и легкости в изготовлении. Например, во время войны ее делали из любого бензобака взорванной машины, из обрезка трубы и помещали в землянку или блиндаж. Она давала очень-очень много тепла. Но и в наше время ей легко находили применение... Я очень люблю охотиться в Сибири. И вот в охотничьем домике у нас стоит такая печка. Ее особенность в том, что, когда ее сильно натопишь, становится невыносимо жарко. Но если дрова перестать подкладывать, моментально наступает собачий холод. На даче в Выборге я храню такую печку. Потому что знаю, что во время всяких катаклизмов наша спасительница -- эта печка. Помню, в 78/79-м году в Москве стоял такой мороз, что во многих домах полопались батареи центрального отопления. В квартирах был ужасный холод, люди выходили на улицы греться у костров. Лучше всех устроились рыбаки, у которых были современные аналоги буржуйки. И они этими печками отапливали квартиры.

Андрей РОСТОЦКИЙ
А.Ростоцкий несколько заблуждается: сама печь появилась в 80 годах ХIХ века.Когда же возникло это её название доподлинно неизвестно, вполне возможно, что ещё до революции.А вот что происходило в блокадном Ленинграде:буржуйки топили книгами

Пока солдаты сражались, прорывая блокаду вокруг Ленинграда, жители города пытались выжить всеми возможными способами. Автор выставки Дмитрий Сотчихин сумел собрать даже печки-буржуйки военного времени. Буржуйка - прозвище язвительное. Так печь называли потому, что эта железная конструкция быстро остывала, требуя все больше топлива на растопку. Но как рассказал нам Дмитрий, далеко не все, что могло греть, шло на растопку печей. Ни одно дерево из Летнего сада, охраняемое государством, не было вырублено для поддержания тепла в домах. Свои буржуйки ленинградцы топили домашней мебелью и книгами.(Елена, а вот это Вам точно понравится!


Блокадный быт
Романтика книжная и реальная
Мои обязанности
Баня
Однажды летом 42-го...
Снова в школу
Блокадный земляк
Картошка
Победа!.. Победа!..

Блокадный быт

Люди, которые знают о блокаде по официальным документам - фотографиям, кинофильмам, плакатам, музейным экспозициям - не могут понять, как можно было существовать в тех условиях, когда не было еды, воды, тепла и света, когда каждый день можно было погибнуть от осколка снаряда или бомбы и оказаться под развалинами дома.

В блокадный быт люди вживались постепенно. Складывался своеобразный блокадный образ жизни. Жизнь стала резко меняться с наступлением холодов. О том, что были введены карточки, что уменьшалась норма выдачи продуктов и хлеба и была доведена до минимального предела (250 г рабочим и 125 г служащим, иждивенцам и детям), который не был достаточен для того, чтобы выжить - об этом знают все. Но ведь постепенно пропадало всё необходимое для жизни.

Надо было думать, прежде всего, о тепле и о том, где и как готовить пищу, как сохранить детей, которых необходимо не только кормить, но и мыть и стирать пелёнки.

Стали ставить в квартирах буржуйки - печки величиной с небольшой ящик или ведро с конфоркой и трубой в окно. Стены домов стали покрываться чёрными полосами от копоти.

У нас тоже появилась буржуйка. Трубу вывели в дымоход рядом с камином. Но надо было иметь дрова. Их продавали вязанками или поленьями около булочных, выменивали на вещи или кусочки хлеба. В нашей семье эта забота полностью легла на плечи мамы. Она обычно уходила рано утром куда-то далеко, на Петроградскую сторону или на Васильевский остров, туда, где были ещё кварталы деревянных домов, которые горели тогда каждую ночь. Полусгоревшие дома разбирали на дрова, и можно было найти доску или кусок бревна. Иногда удавалось купить полено где-то около дровяного склада. Чтобы доставить полено к дому, брали с собой большой гвоздь и верёвку. Вбивали гвоздь в бревно, привязывали верёвку и волоком тащили до дома. Зимой это было легче, чем нести вязанку за спиной.

Как только ударили сильные морозы (в конце ноября), начались нелады с водопроводом. Сначала вода стала течь тонкой струйкой, потом - каплями и, наконец, настал день, когда надо было думать, откуда её приносить. Какое-то время воду брали в подвале, но очень недолго, дня 2-3. Потом пришлось ходить за ней в другой дом - на другую сторону улицы, недалеко от гостиницы "Астория". Там был кран в подворотне, и туда приходили люди из нескольких домов. Создавалась очередь, а когда вода стала плохо течь, стояли долго, и час, и два. В конце концов, за водой пришлось ходить на Неву, к проруби за Медным всадником. Это было нелегко по разным причинам. У нас не было вёдер или большого бидона с крышкой, и вода сильно расплёскивалась. Бидончики и единственное ведро везли на детских санках по неровностям нерасчищенных улиц. Мне часто приходилось ходить с мамой и придерживать сзади санки и ведро, чтобы они не опрокинулись, и вода не очень сильно расплёскивалась. Очень трудно было доставать воду из узкой проруби и поднимать её к санкам. Люди падали, разливали воду, и она тут же превращалась в лёд, а лестница - в ледяную горку. Подняться можно было, только помогая друг другу, когда кто-то подавал руку сверху.

Забота о воде тоже легла на плечи мамы.

Надо было позаботиться и об освещении. Электричества к началу холодов уже не было, но это произошло не сразу. Постепенно, изо дня в день напряжение убывало, лампочки горели еле-еле, и, в конце концов, оставался только красный волосок - проволочка внутри лампы. При таком освещении все передвигались по комнате, как тени. Оно помогало только не натыкаться друг на друга, но делать ничего было нельзя.

Сначала сожгли все свечи. Когда был керосин, зажигали керосиновую лампу. Когда и он стал недоступной роскошью, стали делать коптилку - фитилёк, опущенный в плошку с горючим маслом. Как когда-то в лампадках. Но коптилки потому так и назывались, что давали много копоти, от них при дыхании сажа оседала на лицах, особенно вокруг рта и ноздрей. Чёрные круги на лице стали неотъемлемой чертой внешности блокадников.

Главной заботой, конечно, была забота о хлебе, о еде. Мы выжили благодаря тому, что были все вместе. Нас было 8 человек. А ещё иногда по воскресеньям отпускали с "казарменного положения" родственников, и они приходили к нам.

Очереди за хлебом становились всё длиннее. Хлеб в булочные привозили всё реже. Сначала стояли на улице и ждали привоза. Потом ждали своей очереди. Это занимало несколько часов. А в декабре были дни, когда в булочные ничего не привозили. Всё равно стояли.

Хлеб был липкий, почти чёрный. Однажды оказалось, что есть его невозможно: он был горький, как полынь. Многоопытная бабушка Елена Гавриловна внимательно его рассмотрела и поставила диагноз: чёрные комочки - мышиный помёт.

На наши шесть хлебных карточек мы получали около одного килограмма в день. Всегда старались получить на день вперёд, лучше на два. Но на два дня не давали.

Очередь шла очень медленно. Продавщица замёрзшими руками в перчатках с отрезанными пальцами должна была при коптилке отрезать от каждой карточки талоны, наклеить их на листы бумаги по категориям (рабочие, служащие, иждивенцы, дети), получить деньги и взвесить хлеб. Его надо было как можно скорее спрятать в сумку или портфель (не в сетку), и только после этого выбираться из очереди, прижав к себе. У прилавка люди обычно толпились. Хлеб могли отобрать. На улице тоже было опасно, его и здесь могли выхватить из рук. Особенно опасны были ремесленники - мальчики-подростки из ремесленных училищ, с голодными глазами и почерневшими лицами. И одеты они были во всё чёрное.

Килограмм хлеба надо было делить на 6 человек и на 3 раза в день, т.е. на 18 кусочков. Кроме хлеба ежедневно варили большую кастрюлю крупяного супа. В него добавляли то, что было: сушёные овощи или какие-нибудь консервы, полученные по карточкам.

Продукты, кроме хлеба, получали в одном из ближайших магазинов, к которому были прикреплены. Чаще всего у "водников" - так назывался магазин на углу Гороховой и Герцена, в доме №28. Был ещё магазин "ОРС" - отдел рабочего снабжения фабрики им. Володарского на Гороховой, но туда прикрепляли только работающих на фабрике и иногда отдельных счастливцев, кому повезёт. А вот на углу Невского и улицы Гоголя (Малой Морской) магазин назывался "генеральский". Входили туда только по пропускам. В дверях стояли очень грозные стражи порядка в белых тулупах. Ходили слухи, что там было всё.

В день на суп отмеривали одну чашку крупы и на кашу 2 чашечки. Каша - или утром, или вечером. Разумеется, на воде. Разумеется, без масла. Только изредка одна чайная ложка подсолнечного.

По карточкам получали брикеты каши, какие-то кофейные брикетики величиной с ириску, которые предназначались для разведения водой, но были съедаемы, как конфеты. Ещё на сахарные талоны можно было получать пряники или печенье, которое покупали для Пети. На мясные талоны - чаще всего рыбные консервы - что-нибудь в томате. Позднее появилась американская тушенка, яичный порошок, колотый шоколад, но нормы были минимальны, и вся декадная норма съедалась за 2-3 дня. Это в 1942 году, а в декабре 1941 был пик голода, холода, смертельной опасности.

Поделиться